Шестнадцать крупных островов и полсотни мелких раскинулись живописной группой у экватора в тысяче километров от берегов Южной Америки. Острова эти — вулканического происхождения. И в наши дни их нередко сотрясают подземные толчки, предвещающие новые извержения, а затем огненные языки лавы выплескиваются из грозных кратеров, украшающих гористые клочки суши, затерянные на просторах самого большого океана Земли. Всего на архипелаге семнадцать вулканов, причем самый высокий — Альбемарл на острове Исабель — превышает высотой полтора километра. Первым из европейцев увидел острова, возникавшие перед ним из плотной пелены тумана, испанец, епископ Панамский Берланга. Это случилось в 1535 году. Зрелище, открывшееся взору епископа, показалось ему настолько сказочным и нереальным, что он дал островам поэтичное имя Лас Энкантадас (по-испански — "зачарованные"). Берланга рассказывал потом, что встретил на архипелаге "глупых птиц, которые даже спрятаться не догадывались", и огромных черепах, весивших до двухсот килограммов. На них можно было ездить верхом. Впоследствии именно от них пошло современное название островов — Ислас де Галапагос ("Острова Черепах"). За прошедшие с тех пор пять веков в историю островов было вписано немало и горьких, и славных страниц. Здесь укрывались английские пираты во времена Дрейка, здесь основали затем свою базу китобои и охотники за тюленями, а в XIX веке владеющий архипелагом Эквадор устроил на островах каторжное поселение. В 1940-е годы США основали здесь морскую базу для охраны Панамского канала от нападения японского флота. Но самая яркая страница в летописи Галапагосов связана не с пиратами или линкорами, а с именем великого Дарвина, прожившего тут пять недель в 1835 году — ровно через триста лет после Берланги. Именно пребывание на этом изолированном от внешних контактов небольшом, но разноликом и полном жизни архипелаге натолкнуло молодого английского натуралиста на мысли и идеи, вылившиеся позднее в его знаменитый научный труд о происхождении видов. Надо сказать, что животный и растительный мир островов не слишком богат, но зато на редкость необычен. Главное растение на Галапагосах — кактус опунция, вырастающий до гигантских размеров. Поскольку восемь месяцев в году на острова не выпадает ни капли дождя, у этого жителя пустынь здесь практически нет конкурентов. Десятиметровые кактусы архипелага имеют даже настоящий ствол, покрытый корой, как у дерева. Надо сказать, что даже у себя на родине, в Мексике, опунция не достигает такого огромного роста. Здесь живут всего девять видов млекопитающих, но все они встречаются только на архипелаге Галапагос. Земноводных нет совсем, зато все пресмыкающиеся, за одним исключением, тоже чисто галапагосские. Это и уникальные морские игуаны, похожие на ископаемых ящеров и добывающие себе пищу глубоко в море, порой на десятиметровой глубине, и их сухопутные сородичи, и морские ящерицы, и, конечно, главное украшение островов — гигантские галапагосские черепахи. Представьте себе огромное костяное полушарие метрового диаметра и полуметровой высоты, неторопливо передвигающееся на широченных когтистых лапах по склону и высоко задирающее голову на длиной шее в поисках листочка или веточки. Галапагосские черепахи относятся к числу рекордсменов-долгожителей мировой фауны. Они живут по двести лет и более, так что, садясь верхом на такой "живой танк", не стоит забывать, что, возможно, на нем восседал когда-то сам великий Дарвин. К сожалению, именно они первыми почувствовали на себе тяжелую руку человека. Моряки, заходившие на острова за пресной водой, или укрывавшиеся здесь от бурь, быстро сообразили, что могущие месяцами обходиться без пищи гиганты в костяной броне — идеальные "живые консервы", и сотнями увозили их в своих трюмах, чтобы отправлять на кухню по мере необходимости. Только за XIX век китобойцами было отловлено и вывезено с островов не менее двух миллионов черепах! Сейчас из пятнадцати видов черепах на островах — четыре на грани вымирания, а пятый уничтожен полностью. Получше обстоит дело с птицами. Пернатых на архипелаге целых шестьдесят видов, и половина их водится только здесь. Одних только вьюрков тут целых тринадцать пород. Особенно поражает своими повадками кактусовый вьюрок, использующий для охоты за насекомыми настоящие "орудия труда"! Нтобы извлечь гусениц, прячущихся в трещинах коры кактусов, вьюрок отламывает иголку у опунции и накалывает на нее спрятавшуюся добычу, после чего извлекает наружу и съедает. Не встречаются в других местах и галапагосские голуби, галапагосские канюки, галапагосские нелетающие бакланы, а также забавные и трогательные маскированные олуши. Эти удивительные птицы в брачную пору дарят друг другу красивые зеленые веточки в качестве символа любви. Поразительно, но на островах Галапагос живет даже особый вид пингвинов. Как сумел добраться выходец из Антарктики до расположенного на экваторе архипелага, непонятно. Ведь даже «холодное» Перуанское течение, идущее вдоль всей Южной Америки, имеет температуру воды плюс двадцать два градуса. А у другого, теплого Панамского течения, также омывающего архипелаг, воды нагреты до двадцати восьми градусов! Жарковато для пингвинов, не правда ли? Интересно, что рядом с колониями этих характерных обитателей полярных льдов можно встретить на Галапагосах и типично тропических птиц вроде фрегата. Последние, так же как и чайки, олуши, буревестники и альбатросы, образуют здесь, на небольших скалистых островках, огромные птичьи базары, которые населяет почти миллион птиц. Со времен епископа Берланги повадки птиц не изменились. Они все также доверчивы и подпускают человека очень близко, позволяя даже гладить себя и брать на руки птенцов. В море у побережья островов Галапагос тоже кипит жизнь. Недаром в последние годы архипелаг облюбовали любители подводного плавания. Действительно, в здешних водах есть на что посмотреть. Помимо китов, дельфинов и многотысячных стай тропических рыб, обычных и для других районов Тихого океана — корифеи, скатов, тунцов и прочих — у берегов Галапагосов резвятся огромные стаи морских котиков и морских львов, чью грацию, гибкость и стремительность можно оценить, только наблюдая за ними в родной стихии. Правда, если морские львы целый день посвящают охоте и часто попадают в объектив кинокамеры, то котики, наоборот, активны только ночью. На берегу эти звери кажутся неповоротливыми и ленивыми, как и морские игуаны, эти жутковатые на вид "пришельцы из юрского периода". Но все же на суше путешественник, попавший на острова, скорее всего, найдет другие объекты для наблюдения. Живописные острова архипелага, непохожие один на другой, подарят ему целый букет впечатлений. Достаточно пересечь любой из них от берега до черных вершин вулканических гор с их дымящимися кратерами, и самые необычные создания живой природы встретят и поразят вас в пути. На островах четко выделяются три растительные зоны. От уровня моря до высоты в двести метров раскинулась засушливая полоса. В этой полупустыне роль деревьев выполняют уже упоминавшиеся гигантские опунции, удивляющие даже мексиканцев своими габаритами. Не часто встретишь в жизни растение со стволом в два обхвата, тем более, если это растение — кактус. Удивительно, что опунции растут только на тех островах, где есть черепахи. Какая между ними связь, наука выяснить пока не сумела. Поднявшись выше двухсот метров, путешественник попадает в настоящие джунгли, увитые лианами и пестрящие яркими орхидеями. Тут из-за обилия туманов разрастаются вечнозеленые экваториальные леса, переходящие начиная с высоты пятьсот метров в сырые луга, поросшие осокой и папоротниками. Еще выше растительность и вовсе отсутствует. Здесь царство застывших лав и вулканического пепла. И хотя даже самые большие галапагосские вулканы не слишком высоки, с вершин открывается поразительный по красоте вид на россыпь причудливо изрезанных островков, разбросанных в бескрайних тихоокеанских просторах. Архипелаг, кстати, не так уж мал: с юга на север он протянулся на добрых триста километров, а площадь его достигает почти восьми тысяч квадратных километров. Он примерно равен по территории Канарским островам и вдвое больше островов Зеленого Мыса или архипелага Самоа. Сейчас почти весь он объявлен Национальным парком, а в прилегающих к нему водах организован морской заповедник. И, несмотря на практически полное отсутствие браконьеров, забот у здешних экологов хватает. Дело в том, что огромный вред местной фауне и флоре наносят завезенные сюда и одичавшие "спутники человека" — козы, собаки, кошки и крысы. Козы уничтожают на лугах тех островов, где они проживают, всю растительность вплоть до последних корешков, и при этом так утаптывают копытцами землю, что зеленые склоны превращаются в подобие выжженной пустыни, на поверхности которой уже не прорастет ни одно зернышко или семечко. Собаки — злейшие враги игуан и ящериц, а кроме того, не брезгают и яйцами черепах. От кошек, в свою очередь, нет житья птицам и детенышам пресмыкающихся. Сейчас на архипелаге проживают двести тысяч одичавших коз, три тысячи собак, десять тысяч котов и не поддающееся подсчету крысиное население. Попытки сократить их число проходят с переменным успехом. А вред от этих «иммигрантов» огромен. Только дикие собаки уничтожают в год тридцать тысяч игуан, пятнадцать тысяч пингвинов и три тысячи морских львов. Работники Национального парка взялись было за истребление незваных пришельцев. Но едва уничтожили часть собак, как резко выросло поголовье кошек. (А уцелевшие собаки научились прятаться от охотников и быстро восстановили численность.) Когда же истребили половину кошек, в огромном количестве расплодились крысы, с которыми не могли справиться ни капканы, ни отравленная приманка. Объявление островов охраняемой территорией для всех этих четвероногих «браконьеров», естественно, пустой звук. Лишь продуманные и комплексные меры борьбы с ними помогут сохранить природу уникального архипелага.
|