Свет о белке правду бает:
Это чудо знаю я...
А. С. ПУШКИН
Сказка о царе Салтане
* * *
Право, не чудо ли: белка, наверное, единственный грызун, который симпатичен и малым детям, преисполненным любовью ко всему живому, и умудренным суровым опытом старикам. Не чудо ли, что рыжего, пепельного или почти черного зверька зовут белкой? Скорее, так надо бы звать зайца: у беляка, если вы помните, вся шкурка белая, а не только на животе, как у обыкновенной белки. Слово «обыкновенная» не литературный штамп, а зоологический термин.
По-иному на беличью шкурку смотрели древние германцы. Ее рыжеватый цвет побудил их посвятить древесного зверька рыжебородому богу Тору. По весне в честь Тора на холмах возжигали жертвенные огни, куда белок бросали живьем. В других краях, например в тропиках, четвероногих древолазов зря не губили — промышляли на мясо (шкурка у тамошних белок никудышная).
Кое-где и в умеренных широтах не брезговали беличьим мясом. Вот фраза из знаменитого романа Фенимора Купера: «На середине стола возвышались два тяжелых серебряных судка, окруженных четырьмя блюдами; на одном из них лежало фрикасе из белок». Фрикасе — это мелко нарезанное жареное или вареное мясо с приправой. Поселенцы, колонизовавшие Северную Америку, любили поесть. А на их столах, согласно Ф. Куперу, беличье фрикасе соседствовало с жареной индейкой. Может, и в самом деле белка вкусна? Пишут же, как некогда коренные сибирские жители, сняв с белки шкурку и выпотрошив зверька, бросали тушку прямо на раскаленные угли или вешали «перед огнем на палочку (рожон), и лишь только зарумянится мясо, потечет и зашипит едва согревшаяся кровь, как уже оно снимается и кушается за обе щеки, обыкновенно без соли и редко с хлебом».
Раньше на Руси в ходу было другое беличье имя — векша. В энциклопедии Брокгауза рядышком объяснены два значения этого слова. Первое — зоологическое и второе: «древняя неделимая русская ценность, иначе веверица, векша». Славно сказано — белка, векша, русская ценность! Вовсе не зря о белках упоминает Ипатьевская летопись: «...и маху по беле и веверице тако от дыма». В Холмогорах в XVI веке тысячу беличьих шкурок можно было сторговать за сорок ефимков, равноценных серебряным немецким талерам...
Каких только белок нет на белом свете. В приэкваториальной Африке солнечные белки по утрам загорают, растянувшись на ветвях. Живут на планете и крошечные мышиные белки — их миниатюрные хвостики короче пяти сантиметров. Есть и всамделишные белые белки, именуемые красавицами. Они украшают индонезийские леса и парки. Да и у нас одной обыкновенной белкой не обошлось.
В борах по Иртышу и Оби, на юге Тюменской области по деревьям прыгают крупные телеутки (подвиды обыкновенной белки). Не подумайте, будто это ехидный выпад против лживой телепередачи; телеутки гордо носили свое имя, когда на Земле еще не было ни одного телевизора. И все-таки прозвище не в бровь, а в глаз: телеутки серебристо-серые, вроде телеэкрана. Искушенные в систематике люди уверяют, будто всех белок особенно роднит то, что их задние ноги не более чем вдвое длиннее передних, и то, что верхний предкоренной зуб меньше других и похож на столбик. У персидской белки таковой столб отсутствует, за что ей дали обидное имя: в переводе с латыни — ненормальная.
Однако не про экзотическую живность здесь речь. Давайте поближе ознакомимся с обыкновенной белкой — необыкновенно ловким существом. Брем про нее как-то сказал, что она северная обезьяна. Сравнение и удачно, и нет: обезьяны тяжеловаты, неэлегантны. А наша маленькая грациозная акробатка, уцепившись одной лапкой, игриво раскачивается на ветке, мигом перевертывается и мчится вприпрыжку вверх по стволу, будто скользит ввысь. Спускается белка осторожнее — коготки плоховато держат. Наконец легкий, невесомый прыжок на землю, залихватский кросс на два-три десятка метров — и снова на дерево. При необходимости без всякого членовредительства пушистый древолаз прыгает на землю с высоченной макушки.
Посмотрев на все это, трудно не согласиться с характеристикой, выданной белке И. Соколовым-Микитовым: «Самый веселый, самый проворный и хлопотливый зверек в наших лесах...»
Существу с кисточками на ушах вольготно на ветках и стволах не только из-за острых коготков. Например, у кошки усы (чувствительные волосы — вибриссы) обосновались в основном на морде. А у белки усы растут на голове, брюхе и даже на ногах. Благодаря им хлопотливый зверек ощущает дерево всем существом, всем телом.
Телом — громко сказано, скорее тельцем — весит-то белка меньше килограмма, обычно четверть кило. Эта четверть кило хорошо скомпонована и теплоизолирована. Зимой у подмосковной векши на квадратном сантиметре спины дотошные исследователи насчитали ни много ни мало десять тысяч волос! На брюшке шкурка втрое реже. По длине волос беличье тельце разделено на шесть зон. Длиннее всего волосы на талии, вернее крестце, самые же короткие — на голове, чуть более сантиметра. Свои нюансы и в строении кожи: наиболее толста она на голове и шее. Но ведь никто не навязался на ее шею. И все равно про белку не скажешь, будто она толстокожа: толщину ее кожного покрова измеряют в микронах.
В монографии академика В. Е. Соколова «Кожный покров млекопитающих» про векшу написано: «В углах рта располагаются специфические кожные железы, состоящие из многодольчатых (до 7 долей) сальных желез размером 333X64 мк. Под этими железами располагаются трубчатые железы, протоки которых открываются на поверхности кожи около губ». И все. Никаких пояснений.
А доходчивые пояснения знающих людей очень бы хотелось получить. Какое вещество выделяется на беличьих губах? Правы ли были литераторы старого времени, писавшие, будто в средние века из слюны утомленных до крайности белок добывали яд? Не на этом ли основывалась уверенность в ветеринарной силе беличьего мяса?
А вот новость. Ее сочли столь важной, что поместили в «Докладах Академии наук СССР». Там сказано, что в зрительной коре беличьего мозга найдены нейроны, не обращающие внимания ни на что, кроме быстрого движения предмета, на который глазеет белка. Контуры же чего-то неподвижного, например пня, белка изучает совсем другими нейронами. Не правда ли, любопытно?
Но мы ушли от беличьей шкурки. И зря — следует сказать, что векша линяет весьма своеобразно. Весной сперва вылинивают очки вокруг глаз и вылезают волосы на затылке, потом лысеют бока, ноги... Последними — уши. А хвост не желает руководствоваться общим правилом — быть летним и зимним — и линяет лишь раз в году. Линяет нудно, долго. В Подмосковье хвост начинает лезть в декабре, январе, а кончает терять волосы и предстает во всей красе осенью, приобретя пышный зимний вид. Белке как бы стыдно за жиденькую летнюю одежонку: осенняя линька торопливо идет от хвоста к голове, заканчиваясь на носу.
Осенью неказистый рыже-серый мех сменяется темным и теплым. Для такой перемены требуются не только волосы, но и краски. Поэтому вовсю работает красильный цех — пигменты скапливаются в сумках новых волос. И мездра — внутренняя поверхность шкурки — вся в темно-синих пятнах. Когда шубка отрастет, пигментные пятна пропадают. Тут-то и начинается пальба в хорошо одетых белок. Бывалые охотники уверяют, что наивернейший признак полной смены платья — отросшие кисточки на ушах.
Но вот закавыка — зачем белке эти кисточки?
* * *
Знайте, вот что не безделка:
Ель в лесу, под елью белка,
Белка песенки поет
И орешки все грызет...
* * *
А. С. ПУШКИН
Сказка о царе Салтане
* * *
Не столь давно был проделан такой эксперимент: белке, выросшей в неволе и никогда в жизни не видавшей ореха лещины, подсунули это лакомство. Та крутила лесной дар так и сяк, что есть мочи вонзала в него зубы и только после тяжких трудов добралась до ядра. Помучившись с несколькими орехами, она сообразила, что скорлупа в основании мягче и там нетрудно проделать бороздку, а потом откусывать скорлупу по частям. И, наконец, триумф: белка наловчилась углублять естественную бороздку в твердой скорлупе и раскалывать орех за орехом без особых усилий.
Эволюция снабдила наших древолазов приспособлением для колки орехов. Про то, как оно работает, хорошо сказал профессор П. А. Мантейфель: «В то место, где был прикреплен орех к веточке, белка вонзает оба нижних резца, раздвигает половинки нижних челюстей, которые подвижно закреплены спереди. Нижние резцы от этого расходятся, и орех разваливается».
Однако главная ее пища не орехи, а семена ели и сосны. Уплетает она и грибы, в особенности подберезовики и маслята, а также шиповник, бруснику, чернику, малину, костянику. И еще она любит желуди, но предпочитает не свежие, а прошлогодние. Исчезают в ее животе и березовые сережки, в которых 13% жиров. Пьет белка воду и витаминизированные напитки — сок березы и дуба. Чтобы отведать сока, она ловко прокусывает кору. Не отказывается и от невкусных, с нашей точки зрения, лишайников, древесных почек и побегов. Охотно слопает и подвернувшуюся бабочку, если та попадется, зазевавшись, а муравья специально подбирает с земли.
Эх, если бы она ограничилась муравьями! Но не будем лакировать правду лесной жизни: маленький грызун, которого в народе считают безобидным, вонзает зубы и в хребет шипящей змеи, и в тельце беззащитных птенчиков. В научной литературе описан случай, когда белка охотилась за цыпленком и в конце концов схватила его за тщедушную шею. А сколько скворечников разорили белки! Поэтому-то и советуют не делать леток скворечника более 4,5 сантиметра в диаметре.
Орнитологи Московского университета горевали, что в годы, богатые векшей, сильно редеет племя певчих дроздов. Следы острых зубов на остатках скорлупы неопровержимо свидетельствовали о кровавых событиях и личности преступников. Белки тиранят дроздов, и численность этих птиц восстанавливается лишь в годы, бедственные для белок. Экологи в таких ситуациях говорят, что в биоценозе идет пульсация численности взаимосвязанных между собой видов. Сколько трагедий за этой бесстрастной формулировкой.
Если б ее смогли заменить человечные слова М. Пришвина: «Мир вам, родные, милые звери!» Но, увы, в данном случае более уместны страшные строки Николая Заболоцкого:
* * *
Жук ел траву, жука клевала птица,
Хорек пил мозг из птичьей головы,
И страхом перекошенные лица
Ночных существ смотрели из травы.
Природы вековечная давильня
Соединяла смерть и бытие
В один клубок, но мысль была бессильна
Соединить два таинства ее
* * *
Белки тоже гибнут в зубах хищников, но еще страшнее голодная смерть. Их главная кормилица — ель имеет обыкновение обильно плодоносить раз в четыре года. Это злой рок. Из шишки, висящей на дереве, семена мало-помалу улетают, и к весне шишка пустеет. Где же раздобыть калорийную еду в следующую неурожайную зиму?
Самые шустрые зверьки нашего леса, наверное, были бы дистрофиками, если бы о них не заботились клесты: склевав несколько семян, хлебосольные птицы бросают шишку наземь (после трапезы клестов в еловой шишке остается в среднем 114 семян). Лежащие на земле шишки принято называть кислыми. Выходит, белка солидную часть жизни питается кислятиной. Но кислятина добротная: пищевая ценность семян в валяющейся на земле шишке сохраняется три года. Это великолепные природные консервы, в которых 40% белков и жиров.
Зато когда урожай удался и шишками густо обвешаны ели и сосны, проворные зверьки столуются лишь под избранными деревьями, а не под какими попало. Так, обследование некоей белки показало, что из 212 плодоносящих елей ей приглянулись только восемь.

Зверек любит потрошить шишку, уютно пристроившись на пеньке. Потрошит быстро: с еловой шишкой разделывается за 3,5, а с сосновой — за 1,25 минуты. Возле пенька остаются лишь стерженьки и рыхлая кучка отгрызенных чешуек.
Из-под каждой чешуйки еловой шишки белка достает 58 калорий, а из-под сосновой — 42. Сосновая шишка крепче, да и семян в ней немного. Вот и получается, что для того, чтобы наесться семенами сосны, зверьку нужно тратить втрое больше усилий. Особенно достается телеутке — за день она проглатывает две тысячи сосновых семян.
В неурожайные на шишки годы пушистому существу, чтобы покрыть потребность в энергии, нужно съедать втрое по весу больше грибов и в пять раз больше древесных почек. Зверек перебивается с хлеба на квас, голодает. В сутки обыкновенной белке требуется 70—80 килокалорий. Это равносильно ста тысячам почек ели! Мыслимо ли собрать и переварить такую груду? Не предпочтительнее ли 23 грамма сухих подберезовиков?
Сушеные грибы в запорошенном снегом лесу вовсе не фантастика: такие грибы преобладают в зимнем меню телеуток. Они, словно заправские хозяйки, погожими осенними днями хлопочут о зиме — заготавливают впрок по две тысячи грибов на нос. Грибы, выдернутые с ножкой, аккуратно засовывают в развилки ветвей. Просохнув на ветру и солнце, они долго не портятся.
Вот картина, нарисованная очевидцем: «В развилке ветки одной березы я заметил что-то странное. Мне показалось сперва, что на ветке сидит несколько птичек с длинными тонкими хвостиками. Когда же подошел ближе, я разглядел в развилке пять грибов со шляпками и длинными цельными ножками. Рядом на сучке насажены были отдельно еще две грибные шляпки».
Запасают на зиму еще и орехи и желуди. Зоолог Е. В. Козлова с любопытством следила, как белка часами копалась во мху, пристраивая кедровые орешки. Чтобы воры не обнаружили тайник, она лапками поправляла раздавшийся в стороны мох. Сообразительное существо прятало только спелые орехи, словно зная, что недозревшие скоро испортятся.
Векши не делают вместительных кладовых: спрячут три-четыре ореха или желудя и скачут в другое место. Но как же зимой найти продуктовый склад под снежным покрывалом? Очень просто — желудь и орех они могут учуять сквозь метровый сугроб. Способна ли на такое собака-ищейка?
Справедливости ради нужно сообщить, что белка лакомится и чужими запасами. Ими она пользуется так, что хозяева ей за то только благодарны. Не правда ли, странно? Эта странность изложена в трудах Первого международного конгресса по млекопитающим, состоявшегося в Москве. Дело обстоит так. Сойки прячут желуди в хвойных лесах — зимних обителях белок. Те, раскапывая в снегу птичьи кладовые, открывают к ним дорогу самим пернатым хозяевам. Ситуация такова, что даже при обильном урожае желудей сойки вынуждены покидать лес, если в нем нет белок.
Но и для белок снег — враг. Конец февраля для них праздник: ветер сбивает кухту — слой снега, окутывавший ветви и мешавший передвижению. Теперь можно порезвиться, да и шишки кухта уже не закрывает. Вот резюме: чем больше ветра, тем тоньше кухта, тем толще белка.
Но шишки, как мы знаем, валяются и на земле. В кормный год белки не станут тратить силы, раскапывая первую учуянную шишку: обладательницы шикарного хвоста без всяких мерных линеек и прочего оборудования измеряют толщину сугроба: извилистые цепочки их следов тянутся там, где слой снега наиболее тонок. Вот конкретный факт; в смешанной тайге при средней глубине снега 22 сантиметра белка умудрилась проложить путь там, где земля была прикрыта всего 9 сантиметрами снежинок.
Бывает и по-другому: «Одна из белок, искавшая корм в разреженном елово-березовом насаждении, четыре раза уходила под снег... Всего она прошла под снегом 39 метров...» (А. Н. Формозов).
В роли проходчика тоннелей белка выступает не от хорошей жизни, а когда нужно раздобыть еду во что бы то ни стало. В голодную пору белки приходят в пригородные парки, маячат на стоянках туристов, подбирая объедки, словно бездомные кошки. Бывало, что через форточку пушистые древолазы таскали съестное с кухни или прикарманивали людские припасы на чердаках.
В голод белке помогают даже собственные внутренности. Слепая кишка во время бескормицы увеличивается чуть ли не вдвое и становится неким придатком желудка для переваривания малокалорийных еловых почек. Хоть и тонка кишка, да удала!
Белкам, которых держат дома, голодная смерть не грозит. Их страшит другое — несбалансированный корм. А между тем на воле даже в сытый год векши на зиму запасают, казалось бы, неудобоваримые вещи: выветрившиеся кости погибших зверей. Чтобы избежать минерального голодания, они грызут рога, сброшенные лосями и оленями.
И дабы люди, у которых белка дома крутится в колесе, кормили подопечную как надо, привожу ее суточный рацион по книге «Советы натуралисту-любителю»: белый хлеб — 10 грамм, орехи — 20 (если их нет, то 1 грамм сливочного масла), подсолнухи — 5, морковь — 10, фрукты или ягоды — 20, сухие грибы — 3 грамма. Время от времени зверька следует потчевать еловыми шишками, желудями, рыбьим жиром (зимой), салатом (летом). Пусть в клетке всегда будет кусочек мела и свежая вода. Если белка выкармливает детенышей, ее надо подбадривать листьями одуванчика и хлебом, смоченным в молоке.
Как говорят, на вкус, на цвет — товарища нет. Так и с белками: одна с наслаждением съест яблоко, а другая выплюнет сочную мякоть и проглотит только семечки. Особа же с кисточками на ушах, которая крутилась в колесе и скакала по занавескам в квартире моего товарища, зимой только и думала о том, как бы заполучить кусочек свежего огурца. А охотники уверяют, будто наипервейшая приманка на белку — рыба!