Убив слона, туземцы принялись за более легкое дело — стали резать тушу на куски и уносить в селение. Ноги предназначались для вождя. В ожидании, пока их отрубят, он удостоил наших путешественников беседы. Охотникам хотелось узнать, посещают ли крааль торговцы — люди, с которыми им не терпелось встретиться; однако Виллему еще больше не терпелось узнать, появлялись ли здесь когда-либо жирафы. Конго в качестве толмача вел переговоры с вождем; оба говорили, вернее — кричали, одновременно, и один не слушал другого. Голоса становились все громче, и наши любители приключений заметили, что между собеседниками завязался горячий спор, который грозил перейти в нечто более серьезное, чем словесная война.
— Что он говорит? — спросил Виллем.
— Не пойму, баас Виллем, — ответил Конго и покачал головой, несколько смущенный своим невежеством.
— Как же так? — сердито сказал Виллем. — Разве ты не понимаешь его языка?
— Не понимаю, баас Виллем. Он не говорит по-зулусски и ни на каком наречии кафров не говорит.
— Так что ж ты раньше делал вид, будто переводишь его слова? — спросил Гендрик.
— Я пробовал научиться, — ответил Конго тоном, в котором слышалась уверенность, что его ответ всех удовлетворит.
— У нас нет времени ждать, пока ты научишься их языку, — сказал Гендрик.
— Почему ты не сознался, что не можешь объясниться с этим человеком? Ты же минуту назад сказал, что переводишь нам его слова.
Но тут общее внимание привлек Черныш: он просто захлебывался от восторга.
Разобрать, что он бормочет, удалось не сразу.
— Я говорил, Конго старый дурак. Теперь вы сами видите. Глядите на него! Он четыре раза дурак, пять раз, шесть раз дурак! Ведь я говорил!
— А ты что, понимаешь вождя? — спросил Виллем.
— Ну да, баас Виллем, всякий бушмен понимает.
— Тогда говори ты с ним. Ты ведь знаешь, о чем надо расспросить его.
Лицо бушмена приняло забавное насмешливо-лукавое выражение, и охотники поняли, что он теперь серьезен.
Подойдя к вождю, он вступил с ним в разговор, из которого Виллем после перевода узнал, что жирафов не видели поблизости уже много месяцев. Торговцы редко посещали племя, а те, что бывали здесь, не оставили по себе доброй памяти, Вождь жил в видневшемся неподалеку селении и пригласил охотников посетить его.
Виллем тотчас принял приглашение. Казалось, он потерял всякое желание возвратиться в Грааф-Рейнет. Но Гендрик с легкостью разбил эту попытку оттянуть их возвращение домой.
— Зачем нам ходить к ним в крааль? — спросил он. — Они задержат нас дня на два, на три, а ведь мы ищем жирафов, которых здесь нет.
Виллем охотно согласился с этим, и они стали собираться в дорогу.
Бечуаны уже унесли большую часть слоновой туши. Мясом нагрузили трех быков, и несколько туземцев, которых и разглядеть нельзя было, едва брели, сгибаясь под тяжестью ноши, — длинные полосы, вырезанные из боков слона, свисали у них с головы до самых пят. Другие тащили громадные куски квадратной формы, сунув голову в дыру, прорезанную посередине, и мясо ниспадало с их плеч наподобие мексиканского серапе.
Не слишком было приятно смотреть, как, шатаясь под своей ношей, движутся к деревне эти люди.
— Ну и зрелище! — заметил Гендрик. — Такое может отвратить человека от пищи по меньшей мере на месяц.
Расставшись с этим племенем, наши охотники продолжали свой путь на юг. Уже совсем стемнело, когда они добрались до места, где можно было разбить лагерь. После тех прудков, которые они видели поутру, им больше не попадалась вода; лошади и волы изнывали от жажды.
В темноте далеко не уедешь. Охотники разгрузили своих вьючных животных и улеглись спать, с тем чтобы на рассвете двинуться дальше. Рано поутру они были уже в пути: необходимо как можно скорее добраться до воды.
Несколько миль они ехали по земле, поверхность которой походила на океан, взбудораженный штормом. Земля все время дыбилась, как будто одна за другой катились огромные волны, разделенные глубокими провалами.
Тут охотники впервые заметили, как по-разному действует жажда на лошадей и рогатый скот. Быки, казалось, думали найти облегчение, покорно поддавшись расслабляющему действию жажды, и еле двигались. С большим трудом удавалось гнать их вперед; поторапливая быков, макололо то и дело пускали в ход свои длинные палки. Животные брели нехотя, вперевалку, с высунутым языком и являли собой картину полной безнадежности.
Лошади, наоборот, стремились, видимо, поскорее уйти из этих мест. Казалось, ими руководит разум, они словно понимали: до желанной воды еще далеко, и чем быстрее двигаться, тем скорее к ней придешь.
Весь день Гендрик и Виллем ехали впереди, озабоченно высматривая по пути какой-либо источник, озеро или ручей. Живительную влагу необходимо было найти до наступления ночи, иначе быки погибнут. Путников охватил страх за будущее, и, сознавая, как велика опасность, они почти так же приуныли, как их быки. Какая ошибка, что они так опрометчиво расстались с бечуанами, не расспросив о местности, через которую лежал их путь! Будь они благоразумнее, они, возможно, не очутились бы в таком тяжелом положении.
Незадолго до захода солнца путники заметили справа от себя холм более высокий, чем все те, что им попадались днем. У его подножия виднелась рощица карликовых деревьев. Лошади под Виллемом и Гендриком подняли головы, навострили уши и галопом пустились к холму: они тихо заржали, и всадники поняли — это ржание означает: вода! По дороге к рощице они натолкнулись на издохшего льва, наполовину объеденного какими-то хищниками пустыни. Рядом с трупом льва валялось несколько мертвых шакалов, — очевидно, он убил их прежде, чем сам издох.
У рощи путешественники увидели небольшое озерцо мутной воды; кони их, вытянув шеи, кинулись к воде. У берега лежал труп буйвола, а рядом — мертвая гиена.
— Придержи лошадь! — крикнул Гендрик, резко остановив свою. — Не отравлена ли вода? Ты посмотри на буйвола и гиену, — а ведь мы только что видели и еще дохлых зверей.
Охотники напрягали все силы, чтобы не пустить лошадей в воду. Лишь вонзив им шпоры в бока, удалось повернуть их и отвести от озерца. Но измученные животные рвались назад, и охотники с большим трудом заставили их отъехать прочь.
Виллем и Гендрик спешили навстречу своим товарищам: надо было предупредить, чтоб никто не приближался к озерцу, пока Черныш, Конго и макололо его не исследуют.
|