| Доигралась
Я гуляла со своим боксером, со своей собственной собакой. Так долго не было возможности ее завести — ведь в коммунальной квартире животных можно держать лишь с согласия соседей — и вот свершилось! Последняя соседка съехала, теперь у меня была своя комната — и, разумеется, в доме тут же появился щенок. Конечно, были у меня до него и другие собаки, но те жили в питомнике Ботсада. Уход за ними, наблюдения были работой — пусть захватывающей, занимавшей чуть не все время, но все-таки их нельзя было считать своими собаками. А рыжий боксер Тим, сэр Тиммоти, если без фамильярности, — вот он был только мой, ну, конечно, еще мамин и папин!
Так что весь первый год его жизни я пребывала в эйфории. Чуть выдавалось свободное время — я хватала Рыжего, и мы бежали на набережную Москвы-реки. Уголок в то время был дикий. Реку огораживал парапет, но берег еще не везде был взят в гранит. А со стороны моего дома можно было через пролом в ограде пробраться в защитную зону железнодорожного моста и спуститься к самой воде. Вдоль парапета шла дорожка в сторону гостиницы «Украина», а между ней и высоченным откосом простирался то ли пустырь, то ли газон — словом, некое обширное пространство, заросшее травой, бурьяном и кое-где кустарником. Это ли не рай для прогулки с собакой: никаких машин, из людей — только свой брат собачник, так что гуляй-веселись!
Вот мы с Тимом и гуляли. Он уже стал подростком, энергия бьет ключом: то носится с палкой в зубах, то ворон гоняет, то затеет со мной шутливую потасовку. И в какой-то момент пришла мне в голову идея совершенно дурацкая — поиграть с Рыжим в прятки. В какой-то книжке я вычитала, что такая игра занимательна и полезна для молодой собаки. А сообразить, что нюх у боксера плохой, что он может испугаться, на это меня не хватило.
Так что подождала я, пока Тим чем-то увлечется, и спряталась за оградой защитной зоны. Он меня не видит, я его не вижу, и так мне весело, идиотке! Через пять минут веселье мое кончилось, поскольку сокровище мое рыжее меня не нашло, и я его тоже. Хожу по набережной, кричу в голос: «Рыжий, Рыжий, Тимочка, да где же ты?!» Нет нигде кобеля, и народу, чтобы спросить, куда побежал, как назло, тоже нет. Я в одну сторону промчалась, чуть не до «Украины», обратно, по дворам домов пошла. Нет нигде, и не видал никто. Обзвонила приятелей с собаками, родителям сообщила, опять побежала на улицу. Нет его, и все тут.
Пока моталась, мать с работы вернулась, по соседям в подъезде прошла. Вот беда: был он, оказывается, в подъезде-то, только этажом ошибся, выше ушел. Так какая-то бабка перепугалась и на улицу его выгнала. Опять ищем: один дома сидит при открытой двери, другие бегают по улице. День прошел, ночь, мы все ищем. Еще день. Настроение пакостное: сама ведь собаку сгубила. Наверняка на Кутузовский проспект вышел, а там и в 70-х годах машин хватало.
На третий день сижу дома, ем себя поедом, самочувствие хуже не бывает, аж знобит. И тут звонок по телефону, голос женский, дескать, вы собачку не теряли? А какие приметы, какой номер жетона? Была тогда, к счастью, такая обязаловка, чтобы с породной собакой непременно состоять в клубе собаководства по месту жительства. А уж клуб в придачу к членскому билету выдавал номерной жетон, который надлежало крепить к собачьему ошейнику. Вот по этому жетону Тима и опознали.
Оказывается, его подобрали на сквере против Бородинской панорамы (два квартала от дома!), где он то ли играл, то ли дрался с беспризорными собаками, а уж по жетону через клуб нашли хозяйку.
Я вне себя от счастья, одно понимаю — нашелся Рыжий, живой! Надо ехать, скорей! Где ж они живут-то, эти добрые люди? Кричу в трубку: «Адрес, адрес какой, как найти вас?» Голос в ответ какой-то кислый: «Сейчас все объясню, но вы понимаете… Мы ушли на рынок, а он тут всю дверь ободрал, а это же испанская кожа…»
— Господи, какая кожа?!
Голос становится совсем уж недовольным, мол, чего непонятного, убытки-то будете возмещать или мы его на Птичьем рынке продадим?!
— Буду, конечно же, буду, адрес скажите наконец!
Звоню подруге: нашелся, представляешь, где-то в Кунцево, какая-то дверь, ты едешь? Ответ — единственно возможный — еду, а деньги-то есть или дать? Деньги? Ах, за дверь, ну да…
Лезу в заначку — я весь год откладывала со стипендии деньги на пишущую машинку и как раз набрала двести пятьдесят рублей, то есть по тем временам это зарплата старшего инженера. Да, есть же еще деньги родителей — еще рублей триста или больше. Сую пачку в карман и вылетаю из дома как была: в потертых дешевых джинсах и не самой свежей футболке.
Долго ищем улицу, дом, вот, кажется, здесь… Звоню, дверь открывает бонтонная дама — и как ее занесло в этот рабочий район? Да, квартирка отделана с претензией, но все равно смотрится как-то жалко. Впрочем, какое мне дело — где Рыжий, где моя собака?!
Хозяйка поджимает губы: «Ну, это еще надо проверить, что она ваша! Вот если узнает и договоримся…»
Мне не до многозначительных пауз, откровенно трясет от недосыпа и, похоже, температуры. Лидка, спасибо ей во веки вечные, поддерживает меня за плечо и говорит: «Вы, женщина, собаку-то выпустите, ведь воет!» Действительно, из глубины квартиры доносятся собачье рыдание и какой-то грохот. Хозяйка удаляется, и через миг Рыжий, мой любимый Тим, уже висит на мне. Он извивается всем телом, подпрыгивает, лижет меня в лицо, кидается к двери и опять ко мне. Господи, милый ты мой, прости меня, дуру, за эту игру, как же ты натерпелся! По правому боку идет широкая черная полоса — похоже, вскользь задело колесом машины, глаза безумные, молят: идем, идем домой, ведь ты больше не спрячешься, не исчезнешь?!
|
